Надо просто делать все, на что ты способен, а не гадать, как сложатся обстоятельства(с)
читать дальшеМёртвая девочка прячется под кроватью,
Плачет надрывно, хочет увидеть снег.
Я ей твержу бессмысленно "Хватит! Хватит!",
Я так боюсь увидеть её во сне.
Мёртвая девушка спит на моём диване,
Чуть приоткрыв в истоме гниющий рот.
Стоны её застряли внутри гортани
А на плече алеет цветок-тавро.
Мёртвая женщина смотрит со старых фото,
Будто бы знает наперечёт грехи.
Имя её всегда в криминальных сводках,
Дело подшито в каждый второй архив.
Я избегаю их жадных, голодных взглядов
И не дышу, заслышавши звук возни.
Свечи по кругу, воск и горячий ладан -
Я их боюсь.
Я каждой была из них.
* * *
Вечного нет, и мне ли о том не знать? Мне ли стремиться в будущее взглянуть?
Я просыпаюсь после дурного сна и, как всегда, не верю любому сну.
Я проверяю: нож, пистолет, кастет - к выходу в город, конечно же, я готов:
Мне ли не знать, что прячется в темноте, смрад выдыхая из жадных голодных ртов?
А за спиною - дремлют мои друзья, даже во сне вцепившись в свои ножи.
Правда сегодня - самый смертельный яд: первым ударь, раз всё-таки хочешь жить,
Первым ударь и всё забери себе, что твой товарищ за ночь успел добыть,
Чтоб пережить ещё два десятка бед, выскользнуть прочь из острых когтей судьбы.
Только вот мы счастливчики. Говорят, вряд ли друзей вернее сейчас найдёшь -
Если построить выживших в длинный ряд, каждый второй легко бросит в спину нож,
Мы же стоим за друга всегда горой. То есть горой стою, как обычно, я.
Каждый из нас сам выбрал по вкусу роль, выжила чтобы наша почти-семья.
Я просыпаюсь первым, опять живой, значит меня никто не успел предать.
Слышится близко чей-то голодный вой, значит опять к нам в гости пришла беда.
Я проверяю: кастеты, пистолет и выхожу за двери - встречать беду.
Может, друзья когда-то и предадут, мне ли не знать -
Ведь вечного в мире нет.
Как-то так я и вижу нашу дружбу. И -- по факту -- это Чудо.
* * *
Среди поэтов очень круто писать стихи про двадцать лет, про Время, что с усмешкой Брута, к виску приставив пистолет, шипит: "Пора остепениться, пока не выжил из ума, тебе откроется страница: там ежедневник - не роман. Уже давно пора, дружище, нормально взяться за дела, чтоб каждый день имелась пища, работа (то есть кабала), автомобиль для выпендрёжа, для повышенья ЧСВ - так будет постепенно прожит твой скучный и обычный век".
А я же слушаю спокойно, от злости даже не трясёт, ведь мне с высокой колокольни, как водится, плевать на всё - и что реальность мрачной прозой застыла за моим плечом. Да, двадцать - это чудный возраст, вот только я-то тут причём? Мои же двадцать не настали, до них ещё мне жить и жить, ещё хранить в гробу хрустальном взлелеянные миражи, ещё с улыбочкой паяца играть в серьёзность на "ура", ещё мечтать и удивляться всему, как будто в первый раз. Как в первый раз считать потери, и ошибаться, и молчать, когда твоим словам не верят и смотрят взглядом палача.
Вот видишь, Время, что осталось мне пережить до двадцати, пока не началась усталость, пока открыты все пути? Пусть видит небо, я готова на всё за право не взрослеть, не вешать на себя оковы, не забиваться в угол, в клеть, в придуманные кем-то рамки "ребёнок-офис-брак без чувств". Нет, я не рвусь в ферзи и дамки, мне б просто жить, как _я_ хочу.
И пусть заткнётся паспорт к чёрту, и пусть умолкнет календарь: нет, мне не двадцать. Знаю чётко:
семнадцать
раз и навсегда.
Я всё ещё уверена, что мне семнадцать. Если меня спросить, я сначала отвечу: 17, а потом уже вспомню возраст по паспорту. И то при том, что с самим стихотворением я тоже согласна
* * *
Наша привычка влюбляться в недостижимых -
Это прививка от жёсткой порнухи быта.
Пусть у кого-то личная жизнь в режиме
Схожем с тюремным, и "сердце-моё-разбито",
"Ах-он-подлец" и "я-не-ревную-вовсе" -
Скучные треки, заевшие на пластинке.
Наша любовь - почти колдовская осень,
Медленный танец под грустные песни Стинга.
Наша любовь - проверка себя на прочность,
Стимул расти, даже если "куда же дальше?"
Наша любовь несбыточна, непорочна
И не содержит токсичную примесь фальши
Или десятка добавок и аллергенов
Вроде истерик и бытового блядства.
Видимо, есть что-то странное в наших генах,
Что заставляет безвыходно нас влюбляться,
Не замечать, свои ли вокруг, чужие,
Армагеддон кругом или просто ливень.
Наша привычка влюбляться в недостижимых
Делает нас сильнее, но не счастливей.
«Наша любовь - проверка себя на прочность,
Стимул расти, даже если "куда же дальше?"» ППКС
А любовью я могу назвать не только отношения пары.
* * *
Ну зачем кричать тебе "волки! волки!", если знаешь: звери тебя не тронут?
Так вгоняй же в кукол своих иголки и бросай подальше, поглубже в омут.
Может так сумеешь проклясть всё детство, лишь за то, что в нём тебя не любили,
Ты сорвёшь весь куш, обретёшь наследство: растерзать мечты и обрезать крылья.
Ты же мстишь так глупо и так случайно тем, кто был-то, в общем, не так виновен.
Приглашаешь в гости, на кофе, чай, но подливаешь зелье со вкусом крови
И глядишь, как корчатся в жутких муках те, кто для тебя и для всех - чужие.
Ты потом рыдаешь, ломаешь руки, понимая: всё, как и прежде, - лживо.
Ты обила комнату тонкой жестью, чтоб на ней оставить кровавый след свой,
Но всё ждёшь и ждёшь ты прихода вести, что тебя вернут в золотое детство,
Что тебя простят, что грехи, как камень, бросят в пасть бездонной, пустой вселенной.
Ты дрожишь, себя обхватив руками, тебе космос, звёзды - всё по колено.
Отпусти, что было, живи грядущим, ведь тебе до счастья осталась малость.
Лишь богам известно: тебе же лучше, что тебе так детства и не досталось.
Это не то стихотворение, под которым я подписалась бы. Но чем-то оно близко. Я не знаю, чем.
* * *
Ярость на мир выходит как будто исподволь,
Как на расстрел, тащат меня на исповедь.
Мне предстоит фальшиво каяться, истово
В том, что они не надеялись даже выпытать.
Вот я стою на коленях, как будто грешница,
Все же глядят с нетерпеньем и злой лукавицей,
Мол, дорогая, надо было бы вешаться,
Если тебе здесь так противно каяться.
Я не преступница, просто одна идиотина,
Что не желает молчать, если все завираются.
Рада бы стать не единственной, где-нибудь сотенной,
Но для меня здесь не будет особой разницы:
"Вот, посмотрите, девка с глазами детскими,
Что не желает взрослеть и серьёзней делаться!"
Да, обвинения эти, конечно, веские -
В каждом злой смех: "Проиграла ты красна-девица"
Ждут от меня истерики, криков, ярости,
Битья головой об стену и слёз отчаянных,
Надеются зря, что признаю себя бездарностью
И захлебнусь слезами с холодным чаем, но
Есть и такие, что шепчут: "она же учится
Не отступать, будто бы сил не меряно"
Значит, осталось недолго терпеть и мучиться,
Значит не всё (абсолютно не всё) потеряно
Автор: Джезебел Морган
Плачет надрывно, хочет увидеть снег.
Я ей твержу бессмысленно "Хватит! Хватит!",
Я так боюсь увидеть её во сне.
Мёртвая девушка спит на моём диване,
Чуть приоткрыв в истоме гниющий рот.
Стоны её застряли внутри гортани
А на плече алеет цветок-тавро.
Мёртвая женщина смотрит со старых фото,
Будто бы знает наперечёт грехи.
Имя её всегда в криминальных сводках,
Дело подшито в каждый второй архив.
Я избегаю их жадных, голодных взглядов
И не дышу, заслышавши звук возни.
Свечи по кругу, воск и горячий ладан -
Я их боюсь.
Я каждой была из них.
* * *
Вечного нет, и мне ли о том не знать? Мне ли стремиться в будущее взглянуть?
Я просыпаюсь после дурного сна и, как всегда, не верю любому сну.
Я проверяю: нож, пистолет, кастет - к выходу в город, конечно же, я готов:
Мне ли не знать, что прячется в темноте, смрад выдыхая из жадных голодных ртов?
А за спиною - дремлют мои друзья, даже во сне вцепившись в свои ножи.
Правда сегодня - самый смертельный яд: первым ударь, раз всё-таки хочешь жить,
Первым ударь и всё забери себе, что твой товарищ за ночь успел добыть,
Чтоб пережить ещё два десятка бед, выскользнуть прочь из острых когтей судьбы.
Только вот мы счастливчики. Говорят, вряд ли друзей вернее сейчас найдёшь -
Если построить выживших в длинный ряд, каждый второй легко бросит в спину нож,
Мы же стоим за друга всегда горой. То есть горой стою, как обычно, я.
Каждый из нас сам выбрал по вкусу роль, выжила чтобы наша почти-семья.
Я просыпаюсь первым, опять живой, значит меня никто не успел предать.
Слышится близко чей-то голодный вой, значит опять к нам в гости пришла беда.
Я проверяю: кастеты, пистолет и выхожу за двери - встречать беду.
Может, друзья когда-то и предадут, мне ли не знать -
Ведь вечного в мире нет.
Как-то так я и вижу нашу дружбу. И -- по факту -- это Чудо.
* * *
Среди поэтов очень круто писать стихи про двадцать лет, про Время, что с усмешкой Брута, к виску приставив пистолет, шипит: "Пора остепениться, пока не выжил из ума, тебе откроется страница: там ежедневник - не роман. Уже давно пора, дружище, нормально взяться за дела, чтоб каждый день имелась пища, работа (то есть кабала), автомобиль для выпендрёжа, для повышенья ЧСВ - так будет постепенно прожит твой скучный и обычный век".
А я же слушаю спокойно, от злости даже не трясёт, ведь мне с высокой колокольни, как водится, плевать на всё - и что реальность мрачной прозой застыла за моим плечом. Да, двадцать - это чудный возраст, вот только я-то тут причём? Мои же двадцать не настали, до них ещё мне жить и жить, ещё хранить в гробу хрустальном взлелеянные миражи, ещё с улыбочкой паяца играть в серьёзность на "ура", ещё мечтать и удивляться всему, как будто в первый раз. Как в первый раз считать потери, и ошибаться, и молчать, когда твоим словам не верят и смотрят взглядом палача.
Вот видишь, Время, что осталось мне пережить до двадцати, пока не началась усталость, пока открыты все пути? Пусть видит небо, я готова на всё за право не взрослеть, не вешать на себя оковы, не забиваться в угол, в клеть, в придуманные кем-то рамки "ребёнок-офис-брак без чувств". Нет, я не рвусь в ферзи и дамки, мне б просто жить, как _я_ хочу.
И пусть заткнётся паспорт к чёрту, и пусть умолкнет календарь: нет, мне не двадцать. Знаю чётко:
семнадцать
раз и навсегда.
Я всё ещё уверена, что мне семнадцать. Если меня спросить, я сначала отвечу: 17, а потом уже вспомню возраст по паспорту. И то при том, что с самим стихотворением я тоже согласна
* * *
Наша привычка влюбляться в недостижимых -
Это прививка от жёсткой порнухи быта.
Пусть у кого-то личная жизнь в режиме
Схожем с тюремным, и "сердце-моё-разбито",
"Ах-он-подлец" и "я-не-ревную-вовсе" -
Скучные треки, заевшие на пластинке.
Наша любовь - почти колдовская осень,
Медленный танец под грустные песни Стинга.
Наша любовь - проверка себя на прочность,
Стимул расти, даже если "куда же дальше?"
Наша любовь несбыточна, непорочна
И не содержит токсичную примесь фальши
Или десятка добавок и аллергенов
Вроде истерик и бытового блядства.
Видимо, есть что-то странное в наших генах,
Что заставляет безвыходно нас влюбляться,
Не замечать, свои ли вокруг, чужие,
Армагеддон кругом или просто ливень.
Наша привычка влюбляться в недостижимых
Делает нас сильнее, но не счастливей.
«Наша любовь - проверка себя на прочность,
Стимул расти, даже если "куда же дальше?"» ППКС
А любовью я могу назвать не только отношения пары.
* * *
Ну зачем кричать тебе "волки! волки!", если знаешь: звери тебя не тронут?
Так вгоняй же в кукол своих иголки и бросай подальше, поглубже в омут.
Может так сумеешь проклясть всё детство, лишь за то, что в нём тебя не любили,
Ты сорвёшь весь куш, обретёшь наследство: растерзать мечты и обрезать крылья.
Ты же мстишь так глупо и так случайно тем, кто был-то, в общем, не так виновен.
Приглашаешь в гости, на кофе, чай, но подливаешь зелье со вкусом крови
И глядишь, как корчатся в жутких муках те, кто для тебя и для всех - чужие.
Ты потом рыдаешь, ломаешь руки, понимая: всё, как и прежде, - лживо.
Ты обила комнату тонкой жестью, чтоб на ней оставить кровавый след свой,
Но всё ждёшь и ждёшь ты прихода вести, что тебя вернут в золотое детство,
Что тебя простят, что грехи, как камень, бросят в пасть бездонной, пустой вселенной.
Ты дрожишь, себя обхватив руками, тебе космос, звёзды - всё по колено.
Отпусти, что было, живи грядущим, ведь тебе до счастья осталась малость.
Лишь богам известно: тебе же лучше, что тебе так детства и не досталось.
Это не то стихотворение, под которым я подписалась бы. Но чем-то оно близко. Я не знаю, чем.
* * *
Ярость на мир выходит как будто исподволь,
Как на расстрел, тащат меня на исповедь.
Мне предстоит фальшиво каяться, истово
В том, что они не надеялись даже выпытать.
Вот я стою на коленях, как будто грешница,
Все же глядят с нетерпеньем и злой лукавицей,
Мол, дорогая, надо было бы вешаться,
Если тебе здесь так противно каяться.
Я не преступница, просто одна идиотина,
Что не желает молчать, если все завираются.
Рада бы стать не единственной, где-нибудь сотенной,
Но для меня здесь не будет особой разницы:
"Вот, посмотрите, девка с глазами детскими,
Что не желает взрослеть и серьёзней делаться!"
Да, обвинения эти, конечно, веские -
В каждом злой смех: "Проиграла ты красна-девица"
Ждут от меня истерики, криков, ярости,
Битья головой об стену и слёз отчаянных,
Надеются зря, что признаю себя бездарностью
И захлебнусь слезами с холодным чаем, но
Есть и такие, что шепчут: "она же учится
Не отступать, будто бы сил не меряно"
Значит, осталось недолго терпеть и мучиться,
Значит не всё (абсолютно не всё) потеряно
Автор: Джезебел Морган
@темы: Успокаивать боль стихами, Мелочи жизни издержки профессии, Размышления, Ссылки